— Он и не платил, — недовольно произнес Глеб, — никогда и ни за что. Полдома разгромил и вынес со своими дружками, — мужчина улыбнулся, но так, что будь я на месте того, кто вынес половину этого дома, уже тряслась бы от страха, затаившись в каком-нибудь закутке.

— Не понимаю. Получается, у него есть деньги… — Вавилов захотел меня перебить, но я дернула рукой, давая ему понять, что не договорила. — Я о том, что он из обеспеченной семьи. Очень, как я теперь поняла. И он наследник, несмотря на то что ты что-то там у него отобрал.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ — Что-то? — Глеб громко рассмеялся и тут же замолчал, покосившись на завозившуюся Марину. Дочь причмокнула, но так и не проснулась. — Этот дом стоит как треть активов компании на тот момент, когда она мне досталась. Так что вряд ли его можно охарактеризовать как что-то. И давай на будущее сразу проясним, — недовольно произнес он, — обойдемся без всех этих «отобрал» и прочее, не надо только его жалеть. Мне и мамы моей хватает, я, видимо, ошибочно полагал, что тебе все равно.

— Кстати, я видела твою маму, — бодро проговорила я в надежде сменить тему, потому что слишком резко испортилось настроение мужчины. Наверное, младший брат был для него слишком больной мозолью. Моя фраза подействовала прекрасно, глаза мужчины округлились, и он буквально выдохнул короткий вопрос:

— Когда?

— Месяц назад, когда ходила сдавать анализы, я стояла в коридоре и подкачивала Маришу, а твоя мама дверь с размаху открыла и в меня врезалась. — Я скинула с ног босоножки, подтянула колени к груди и обняла себя за них. — Она хотела меня тут же отвести к врачу, проверить, все ли в порядке, но я сбежала, — улыбнулась, в который раз поражаясь собственной глупости. Я поступила тогда совершенно по-детски и прекрасно это понимала, но все равно ничего не стала бы менять.

— Сбежала? — улыбнулся Глеб, опять меняясь на глазах. Из его взгляда пропал холод, а сам мужчина словно расслабился.

— Да, я же видела ее на фотографиях с тобой в интернете, сразу поняла, что это она, и… сбежала.

Вавилов мягко рассмеялся и затих, засунув руки в карманы брюк. Мы какое-то время молча смотрели друг другу в глаза. Не знаю, что Глеб заметил в моем взгляде, но я четко увидела, что мужчина растерян. Наверное, ему непросто так же, как и мне, а вся эта уверенность в действиях — это лишь напускное. Да, он решил, как будет поступать и какой линии поведения будет придерживаться, но стоило ситуации лишь на мгновение отклониться от плана, как Вавилов растерялся. 

— Ты хотел, чтобы я посмотрела дом. Зачем? — серьезно спросила его, нарушив тишину.

— Чтобы он тебе понравился, — последовал не менее серьезный и четкий ответ.

— Ты надеялся, что таким образом упростишь для меня принятие решения? 

— Нет. Дом в любом случае твой. Да и поженимся мы тоже в любом случае, — Вавилов усмехнулся. — Я действительно хотел, чтобы он тебе понравился и чтобы ты присмотрелась, подумала, где и что хочешь изменить. Осталось не так уж и много времени до твоих родов. 

— Почти полгода, — ахнула я, — для тебя это немного?

— Для меня это капля в море. И этого времени хватит впритык на действительно стоящий ремонт. 

— Ты хочешь сделать здесь ремонт? — Я огляделась, на этот раз даже покрутив головой. Прежней боли уже не было.

— Здесь нет детской. А нам нужно две. И обе должны быть рядом со спальней. Жить в комнате отца и его любовницы я не хочу. Потому да. На втором этаже в комнатах нам в любом случае придется все менять. Здесь же на твое усмотрение.

Он все продумал, даже не рассматривая вариант, что я могла не согласиться.

— Ты пару минут назад сказал, что дом в любом случае мой. И тут же говоришь, где хочешь жить, а где нет. Глеб, ты же дал мне время на подумать. А в итоге всячески показываешь, что примешь от меня один-единственный ответ.

Глеб прищурился и со слабой улыбкой приблизился ко мне. Он опять опустился на корточки у дивана и на этот раз положил свои ладони поверх моих ступней. Я лишь крепче сжала руки на коленях, сильнее впечатывая свои же ноги себе в грудь.

— Это называется давление, Олеся, — Вавилов заговорил шепотом. Низким и искушающим, а его пальцы, от которых исходил жар, начали поглаживать мои щиколотки, выводя круги вокруг торчащих косточек. 

Господи боже. 

Всего лишь ступни. Всего лишь щиколотки, а ощущения были такие, будто Вавилов трогал меня в самых интимных и чувственных местах. По коже побежали мурашки, низ живота сжался от напряжения, к щекам прилил жар, так же как и к груди — она затвердела, и по ней словно электрическими токами прошли разряды жжения. 

Черт! 

Все эти ощущения были неспроста: у меня прибывало молоко. 

— Я… Я… — растерялась и глянула на дочь — она уснула на дневной сон в машине, без кормления. Вот и результат. 

— Что? — заметив мою перемену и растерянность, серьезно спросил он.

— Ничего, — практически пискнула я, потому что в этот момент почувствовала, как намочился лифчик. 

Что за на фиг? Специальные вкладыши я перестала носить, когда Марише не было еще и двух месяцев. Много молока у меня было лишь в роддоме. Потом оно прибывало четко перед каждым кормлением и во время него, словно специально именно столько, сколько было нужно моей крошке.

— Леся?  — протянул Глеб, напоминая сейчас скорее хищника, нежели интеллигентного мужчину, говорящего только по существу и думающего обо всем лишь с рациональной точки зрения. Да сколько у него образов и масок? И маски ли все это? Или он действительно настолько разный? — Ты так испугалась из-за того, что я сказал о давлении на тебя? Но это же и так понятно. 

Я, как дурочка, замотала головой, лихорадочно размышляя, что же делать. Будить дочь только для того, чтобы накормить лишним молоком, не хотелось. Сцеживаться не хотелось еще больше. Я ненавидела эту пытку и все время дико сочувствовала женщинам, у которых детки не брали грудь. Те, дабы не кормить ребенка искусственными смесями с рождения, регулярно сцеживали молоко — кто полгода, кто восемь месяцев, а кто и год. Это же убиться можно. 

— Леся? — он подумал, что перепугал меня, и сейчас разговаривал мягко и спокойно, точно большой кот, заговаривал свою жертву перед тем, как съесть.

Я набрала полную грудь воздуха и выдохнула, прислушиваясь к себе. Мне больше не было жарко, лишь ощущение распирающей груди, и все. Молоко прибыло и больше не потечет. Только вот оно уже испачкало мне не только нижнее белье, но и футболку. Позорище-то какое. Как мне сейчас встать и идти смотреть дом? Как объяснить… 

Да к черту все!

— У меня пришло молоко. Мариша заснула, не попив его, и… — выпалила я. — Теперь у меня грязная футболка. 

Я быстро опустила ноги на пол, задевая пальцами ног грудь мужчины. Мои ступни утонули в мягком ворсе ковра, кончиками касаясь носков мокасин Вавилова. Глеб сглотнул, уставившись на мою футболку, и хрипло проговорил:

— У меня в машине есть несколько запасных комплектов одежды. Могу предложить свою футболку.

Я кивнула, а он быстро поднялся и уже у выхода резко остановился, словно натолкнулся на стену. 

— Это получается…  — Мужчина обернулся и жестко посмотрел на меня. — Ты соврала врачу и не прекратила грудное вскармливание?

Вот же…  Я действительно соврала своему перинатологу. Лишь бы она от меня отстала с постоянными рекомендациями прекратить кормить Маришу. Хотя она ни разу не высказала ни одной конкретной причины, из-за чего мне нужно было это сделать. Лишь обтекаемое: «Так будет лучше». 

Кому лучше? Ответ на этот вопрос я так и не нашла.

Отвела взгляд от мужчины, потому что собраться мысленно, глядя на него, было неимоверно тяжело, и, выдохнув, ответила, попытавшись добавить в голос всю свою уверенность. Ведь Вавилов должен был понять, что я не отступлю, это не моя блажь или прихоть, это забота о моем ребенке.

— Да. Потому что она меня замучила, советуя постоянно прервать грудное вскармливание.